Праведный Иона и неправедные свидетели Иеговы

Дверь скрипнула и на пороге вдруг выросла фигура мужчины. Его внезапное появление вряд ли оставило бы такое сильное впечатление у присутствующих, если бы не внешность незнакомца.

Седые всклокоченные волосы, опускавшиеся ниже плеч, частично скрывали худое и изможденное лицо, которое казалось было буквально обожжено чем-то. А впалые глаза, смотревшие отстраненно, словно сквозь тебя, и вовсе придавал образу странника ареол безумия.

– Иона? – прошептал Авдий, и практически грохнулся на большой плоский валун, подпиравший мехи с вином.

– Где ты… –  Иосаф осекся, – мы думали тебя уже нет в живых, пятнадцать лет прошло – пожилой мужчина говорил медленно, как будто вспоминал или подсчитывал в уме, сколько именно лет минуло с их последней встречи.

Путник словно вышел из оцепенения и оглянулся. От его взгляда хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, а затянувшееся молчание еще больше усиливало гнетущее ощущение. 

Первым нарушил молчание Иосаф.

– Ну как там Фарсис, – сказал он как можно небрежнее, – судя по твоему внешнему виду, на финикийских тканях ты много не заработал, – Иосаф покосился на лохмотья Ионы, которые едва покрывали его худые ноги.

– Ниневия, – проскрипел Иона.

– Чего Ниненвия? – не понял Иосаф.

– Ниневия, ты хотел спросить, как там поживает Ниневия, – сказал Иона, и глаза его как у филина, широко раскрытые и не моргающие, вдруг уставились на собеседника.

– Подожди, но мы же помогали тебе грузить вещи на тот корабль, да и ты сам говорил…

– Говорил – сухо отрезал Иона. – Мало ли что я говорил. Господь распорядился иначе.

 – Что ты забыл у этих необрезанных, – и Иосаф брезгливо поморщился, как будто боялся подцепить от пришельца какую-то заразу. 

– Эллохим велел мне.

– Слушай, ну ладно, пошутил и хватит, – как-то совсем уже нервно сказал Иосаф, сверкнув глазами. – Не хочешь говорить, где тебя носило, – не говори. Но только не нужно нести эту ахинею, будто Эллохим послал тебя к язычникам, которые выдумали себе, будто знают Бога Израиля, знают Бога Авраама, Исаака и Иа…

– Он их простил, – глухо и снова как-то отстраненно произнёс Иона.

–  Чего?

– Он их простил. Услышал их молитвы и отвратил наказание. Я видел это своими глазами

В повисшей тишине казалось можно было услышать, как бьётся сердце.

– Что он несёт, – Иосаф обернулся к Авдию, явно ища его поддержки. – Как может Святой Израиля слышать молитвы необрезанных.

Авдий пожевал губы, кашлянул и потупился. 

– Я слышал у них было что-то вроде национального покаяния…

– О, Адонай, – Иосаф закатил глаза – Ты себя слышишь вообще? Какое там покаяние? Что с него толку, если они все равно остаются чужды заветов обетования? Как вообще могут язычники правильно поклоняться Богу? Они даже имя Его коверкают. Иеговой называют.

– Яхве милосердный и многомилостивый – парировал Иона.

Иосиф и Авдий грохнулись на землю коснувшись лбами земли.

– Он с ума сошёл – прошипел Иосаф.

– Иона, ты в своём уме. Имя Его священно, не стоит так… – он не успел закончить, как Иона перебил 

– Не тебе говорить мне что стоит, а чего не стоит говорить. Тебя там не было. – Этот аргумент как стакан холодной воды немного остудил пыл собеседников.

– Послушай, Иона, – Иосаф запел заговорщическим тоном, – меня может там и не было, – до него, видимо дошло, что Иона и вправду был в Ниневии, – но я знаю истину. Ты же не станешь отрицать, что такие как ниневитяне достойны смерти? 

– Я тоже так думал…

– И ты ведь не станешь отрицать, что Бог воздает язычникам по справедливости?

– Допустим

– Так чего ж ты тогда делал в Ниневии? 

– Пророчествовал о Божьем суде.

– Значит Бог все-таки осудил их? – расплылся в довольной улыбке Иосаф

– Нет, помиловал – вздохнул Иона. – Этого я как раз и не смог принять. Но со временем я понял, как я ошибался, думая, что Бог не может миловать тех, кто заблуждается и с человеческой точки зрения не достоин милосердия и сострадания.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что мне теперь тоже милостиво отнестись к этим…может ещё и от жертвенника с ними поесть?

– Не путай милосердие с беспринципностью, – сухо ответил Иона.

– Я слышал, что троих из ниневитян бросили в темницу за их неправильную веру. Восемь лет дали, – проронил Авдий, долго молчавший и наконец решившийся вставить пару слов.  –  Они в Ниненивии пытались объяснить кому-то, что знают Иегову и правильно ему поклоняются. Видимо со времени великого пробуждения еще остались какие-то группы верующих в Иегову, в то время как остальные снова стали поклоняться своим богам.

– И правильно сделали, что посадили. Я бы вообще убил – прошипел Иосаф.

– И где же твоя праведность? – Иона положил посох, на который всё это время опирался, присел напротив Иосафата и внимательно посмотрел ему прямо в глаза.

– А при чем здесь моя праведность? – несколько удивлённо вопросил Иосаф.

– Праведный творит справедливость. А справедливость требует милосердия к тем, кто раскаивается в своём грехе. Я считал себя праведным, но оказался немилосердным.

– Ну хватит! – совсем уже рассвирепел Иосаф. –  Ещё мне не хватало, чтобы какие-то ниневитяне приходили ко мне в дом и рассказывали, как нужно верить в Бога. А я милосердно их слушал! 

– Ты не понял…

– Всё я понял, – оборвал Иосаф, – это ты не понял. Если бы этих необрезанных не посадил бы царь, то я бы сам забил камнями, четвертовал и сжёг их. Не хватало мне ещё слушать их бредни. Что они творили у себя в Ниневии, я думаю, тебе напоминать не надо?!

– Дело не только и не столько в них, сколько в тебе…

– Следи внимательно за своими словами, – угрожающе прорычал Иосаф.

– А как же Тора, которая открывает нам милосердие Божие, говоря о Нем как о Боге человеколюбивом и многомилостивом?

– А ты не путай милосердие с беспринципностью, – ядовито процитировал Иосаф слова Ионы. Бог милует свой народ. И нормальных верующих нужно ограждать от этих фанатиков.

– Разве мы не страдаем от ассирийцев? Сегодня они решили бросать в темницы верующих в Иегову в Нинневии, а завтра решат, что и в Иерусалиме верить в Яхве – тоже занятие достойное темницы или смерти. Неужели ты не видишь этого? – похоже, что Иона многое переосмыслил в своем пророческом служении.

Иосаф решительно встал, подошёл к двери и обернувшись бросил:

– Повторяю тебе еще раз, мне нет дела до этих необрезанных. Может быть, Господь решил руками одних необрезанных передавить других необрезанных. Видимо, в Его мудром плане языческие царства одно за другим будут приходить к краху, разделяясь сами в себе. А для меня важен только Израиль. И хватит об этом. Ты, я вижу, совсем выжил из ума, живя в Ниневии. 

С этими словами Иосаф вышел из дома, громко хлопнув дверью. Иона и Авдий в наступившей тишине еще долго слушали его удаляющиеся шаги.